КУБАНСКИЕ КАЗАКИ

- коренные жители правого берега р. Кубань и Приазовья. Под своим именем К. К. появляются в исторических источниках только перед концом XVII ст., но истории известны Казаки проживавшие в тех же местах, и раньше. Наше имя встречается в разных начертаниях высеченным на камнях в текстах греческих и римских инскрипций Меотиды и Танаиды уже в античную эпоху н. эры. Там. оно писалось, как Касакос, Гасакое, Касагос (В. В. Латышев, Вс. Миллер Язык Осетин). Персидская география Х в. (Гудуд ал Алэм) знала там же в Приазовье Землю Касак. Выходцев из этой земли русские летописи называют Козарами, Черными Клобуками и Черкассами. В 1282 г. оттуда же выселились Пятигорские Черкассы, основавшие г. Черкассы на Днепре (И. Болдин). Этот род Черкасов считался на Руси христианским со славянской речью. Со слов Pyсских, такими их описал Матвей из Мехова и германский посол в Москву Сигизмунд Герберштейн, жившие на переломе пятнадцатого и шестнадцатого столетий. Русские и крымские акты того времени называют их также Казаками Азовскими. Прозвище К. К. появляется в актах только через двести лет после этого. Так именовались, обосновавшиеся за турецкой границей на Кубани, сторонники Степана Разина. Кроме старой веры, они унесли с собой разинский дух вражды к Москве и ее донским сторонникам. В эпоху Разина влиятельные круги донского населения не проявляли особенного интереса к русским церковным распрям, не принимали близко к сердцу и реформы патриарха Никона. Они не разделяли той ненависти к московским порядкам, с которыми приходили на Дои служилые Казаки, запоздавшие с возвращение на родную реку. Сторонники Разина представлялись старожилым Донцам только смутьянами, из-за которых осложнялись отношения с царем и в результате выступления которых пришлось пожертвовать частью политической независимости. Между тем, антимосковские выступления продолжались на севере Дона и после гибели Разина. Теперь они влились в формы сопротивления «никонианским» новшествам. При этом поборникам старого обряда приходилось выдерживать натиск и со стороны южан, покорных царским велениям и со стороны самих Русских, не стеснявшихся вторгаться в северные области казачьих владений. Крепким прибежищем старообрядцев на Дону несколько лет оставались городок и монастырь у речки Медведицы. Там собирались наиболее упорные противники Москвы и старожилые и новопришлые. Московиты разрушили этот оплот «древлего благочестия» в 1689 г. и тогда остатки, непримиримых ушли за турецкую границу на Сев. Кавказ. Сначала они обосновались на р. Аграхань, а в 1703 г., с разрешения султана, перешли на правый берег Нижней Кубани. Там от Лабы до Азовского моря они и основали несколько поселений и с этого времени стали именоваться Кубанскими Казаками. В 1708 г. Донской атаман Булавин и его помощники направили к ним свою грамоту: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, аминь. От донских атаманов-молодцов, от Кондратия Афанасьевича Булавина и от всего Великого Войска, рабом Божиим и. искателям имени Господни, Кубанским Казакам, атаману Савелию Пахомовичу или кто протчии атаманы обретаютца и всем атамана-молодцам челобитье и поздравление. Милости у вас атаманов-молодцов слезно просим и Бога молим, и ведомо вам чиним, что послали мы Войском на Кубань в Ачюев к Хосяну-паше и к Сартлану-мирзе свое войсковые письма об мировом между вами и нами и крестном состоянии, как жили и наперед сего старые Казаки». Описав дальше события победного булавинского восстания, они закончили. «И хотели было послать к вам, атаманы-молодцы, своего Казака, а твоего, Савелий Пахомович, племянника Антона Ерофеева с теми же торговыми людьми, с которыми письма посланы к Хосяну-паше и к Сартлану-мирзе. И мы о том ныне поопасались с сим письмом его, Антона, к вам послать потому, что от неправедных бывших наших старшин Кубанцы многие сиры и разорены. А ныне мы государи наши батюшки, Савелий Пахомович и все атаманы-молодцы, обещалися Богу, что стать нам за благочестие, за дом Пресвятыя Богородицы и за святые соборные и апостольские Церкви, и за предание седми Вселенских Соборов, как они святые на седми Вселенских Соборах утвердили веру христианскую и во отеческих книгах положили, и мы в том друг другу души подавали и кресту святое Евангелие целовали, чтобы нам всем стоять в соединении и умирать друг за друга». 27 мая 1708 г. из Черкасска на Кубань пошло новое письмо. Начиналось оно поклонами знакомым и родственникам с просьбою прислать кого либо для связи: «А если у кого товары какие и вы возите к нам, Войску, для продажи неопасно. А у нас ныне войска со всех рек, с Дону, с Донца, с Хопра, с Бузулука, с Медведицы и со всех запольных речек на острову изо всякой станицы старших людей, кроме молодых, которые встречине (поверстанные из станичных гарнизонов, каждый третий. Составитель). И по сему письму будем вашу милость ожидать к себе и вам бы пожаловать приехать к нам в Черкасск не помешкав с тем вместе, как посланы будут из Ачюева от Хосяна-паши и от Сартлана-мурзы с письмами Татары. А ныне на реке у нас Казаков в едином согласии тысяч со сто и больше, а наперед что будет, про то Бог весть, потому что многие русские люди бегут к нам на Дон денно и нощно с женами и детьми от изгона царя нашего и от неправедных судей, потому что они веру христианскую от нас отнимают». В конце письма просят ничего не рассказывать о своей переписке с Доном никаким русским людям, если бы они там оказались. Это значит, что среди К. Казаков обычно Русских не было, а их общины состояли из людей, которые знали, «как жили и наперед сего старые Казаки». В сентябре месяце 1708 г., после того как Дон был занят русскими войсками, остатки армии Булавина вместе с семьями тоже ушли на Кубань. Количество их источники указывают по разному, от двух до сорока тысяч. Очевидно, самую правильную цифру дает А. И. Ригельман - 8.000 душ обоего пола. Повел их атаман Игнат Некрасов. На Кубани Некрасовцы основали несколько новых поселений между прежними К. Казаками. Больше всего их разместилось на Таманском полуострове в трех городках со старыми донскими названиями: Блудиловский, Голубинский и Чирянский. Казаки объединились здесь в Великое Войско Кубанское, куда принимались все Казаки, уходившие от насилий. Приходили Донцы, не смирившиеся с новыми порядками на Дону, приходили Волгские Казаки, потерпевшие от Петра 1-го в 1709-10 гг. пришла и часть Запорожцев после поражения под Полтавой. Первые десятилетия К. К. не прекращали борьбы начатой Разиным и Булавиным. Они совершили несколько походов вглубь России, доходили до Харьковской, Саратовской и Пензенской губерний. Посещали и Дон, где расправились с некоторыми противниками. По договору с султаном, они должны были признавать Крымского хана его наместником и сноситься с ним через Ачуевского пашу или через сераксира, проживавшего в Копылах (ст. Славенской. Они не могли устанавливать непосредственные дипломатические связи с соседями, должны были охранять границу со стороны России и следить за поведением ближних кочевников. Как некогда в Золотой Орде, они сохраняли веру отцов, не платили налогов, жили по своим обычаям с выборными атаманами, могли заниматься добычей нефти, скотоводством и рыболовством. Благодаря непрочности пограничного положения, избегали хлебопашества. Годом смерти атамана Некрасова считается 1757, когда прекратились и выпады К. Казаков на русские рубежи. Во время Русско-турецкой войны в гг. 1735-39, К. К. находились в рядах армии султана. Вскоре после нее началось их постепенное переселение на Дунай и в М. Азию. Россия должна была смириться с их существованием: по договору с Сагиб Гиреем (1-го ноября 1772 г.), «все татарские и черкесские народы, томанцы и некрасовцы по прежнему имели быть во владении хана Крымского» (Н. А. Смирнов, Политика Россия на Кавказе, стр. 103). Когда турки оставили Тамань, К. К. переселились на левый берег Кубани. Через шесть лет, в августе месяце 1783 г., после жестоких боев с полками Суворова, они всем Войском отошли к Анапе. Там собралась и их сильная морская флотилия. 18 сентября на думбасах и морских чайках отплыли н берегам М. Азии шесть с половиною тысяч душ К. Казаков. Среди горцев осталось не больше 200-300 семей, из которых часть смешалась с Адыгейцами, а другие послужили после первыми кадрами населения Некрасовской станицы в Майкопском отделе. Прожив два века на турецкой земле, К. К. до наших дней сохранили в памяти годы пребывания на Кубани. Еще и теперь Некрасовцы «кубанцы» отличают себя от «дунаков». которые, по словам Минорского, посетившего их в Турции, «не имеют ничего общего с первоначальными К. Казаками. Большая часть - это просто южно-русские переселенцы и беглецы и лишь по недоразумению именуются Казаками» (В. Ф. Минорский. У русских подданых султана. Живая Старина, 1902, июнь—июль). Непримиримость первых К. Казаков питалась мотивами религиозными и потому нерушимо переходила от поколения к поколению больше двух веков. У населения Запорожского Низа, претерпевшего руину Сичевой республики в 1775 г., подобные религиозно-идеологические мотивы отсутствовали. Может быть, благодаря этому значительное большинство Днепровских Казаков легче примирилось с русскими виновниками своего несчастья. Наиболее стойкие, как и Некрасовцы, ушли в турецкие границы, другие остались на местах в надежде приспособиться к новым условиям политической жизни. К султану идти не хотели, потому что в памяти хранилась трехсотлетняя борьба с Турками. Пришлось смириться с неизбежностью и склонить головы перед Русской царицей. Уже в 1787 г. Казаки оставшиеся в пределах сичевых земель, бились на стороне России. Но и после этого Запорожцы не получили обратно свои старые днепровские земли, ставшие теперь Новороссией. Весь край перешел в чужие руки, а имя Запорожцев, 10 января 1790 г, было убрано с исторической сцены одним росчерком царского пера. На их место призваны к жизни Черноморские Казаки. Запорожские. Черкасы. оставшиеся еще на Днепре, объявлены «казачьим сословием». Через два года русские власти порешили переселить их на новые места и первым шагом к этому мероприятию послужило высочайшее пожалование Черноморским Казакам Тамани и Приазовья с правым берегом Кубани «от устья ее к Усть-Лабинскому редуту». В 1792 г. место, ушедшего отсюда недавно. Великого Войска Кубанского заняли бывшие Запорожские Казаки. Кубань стала границей России с весны 1783 г. От этого времени русские укрепленные редуты и сторожевые «бекеты» Донских Казаков передвинулись на ее правый берег. Вместе с тем за спиной казачьих станиц вдоль Азовско-Моздокской линии основана полоса земледельческих поселений. К 1791 г. в них состояло 23.960 государственных крестьян и их семей. Новые К. К. должны были охранять их мирный труд. С переселением Черноморцев все Приазовье, древняя Земля Касак, покрылось десятками казачьих поселений с названиями прежних запорожских куреней. Для защиты от нападений с турецкой стороны эти сорок станиц-куреней выставили 10 конных и 10 пластунских полков. В 1794 г. к ним на помощь принудительно переселены с Дона Казаки, основавшие станицы Усть-Лабинскую. Кавказскую (рядом с Царицинским укреплением), Григореполисскую, Прочнокопскую, Темнолесскую и Воровсколесскую. Жители этих станиц выставили еще один полк. Между 1794 г. и 1801-м Казаками с Дона и Днепра населены станицы: Ново-Ма-рьевскую, Рождественскую, Новотроицкую, Богоявленскую, Сенгилеевскую, Расше ватскую, Дмитриевскую, Ильинскую. К их жителям добавили некоторое число однодворцев и государственных крестьян Курской, Орловской и Воронежской губерний, среди которых вероятно, находилось немало и расказаченных при Петре служилых Казаков. В 1802-1804 гг. основаны станицы: Ладожская, Тифлисская, Казанская, Темижбекская. Воронежская. Они населены Казаками с Донца и из упраздненного Екатеринославского Казачего Войска (см.). Их жители дали кадры для нового Кавказского казачьего полка. Все переселенцы так же как и Черноморцы стали называться К. К-ми, причем, жившие на восток от станицы Воронежской, считались Линейцами. Среди них значительное большинство пришло с Дона, а меньшая часть с б. Гетманщины или московских окраин. К ним добавляли некоторое количество «разных выходцев», из которых большинство, несомненно, составляли недавние слижилые Казаки. Очевидность такого предположения подтверждается указами, относящимися к переселению Казаков «малороссийских», в Полном Собрании законов Россииской империи том XXX, г. 1808, статья №22902 о Казаках-пересенцах говорится: «Для Войска Черноморского люди сии будут тем полезнее, что, ведя уже некогда подобный образ жизни и отправляя прежде личную службу, скорей приобыкнут к перенесению службы каковую в Войске отправлять будут обязаны, а тем самым полезнее других для защиты границ, куда переселятся». Там же пункт 20: «Для предупреждения злоупотребления при таковом переселении вкрастся могущего, Канцелярии Войска Черноморского предварительно и строжайше запретить принимать в виде сих Переселенцев таковых, кои не будут иметь надлежащих для того от Малороссийского генерал-губернатора свидетельств, и естьли бы они могли случиться, оных непременно должно возвращать через пересылку земской полицией Малороссийскому генерал-губернатору для обращения на прежнее жительство. Мера сия более всего приемлется на тот конец, чтобы под предлогом дозволенного переселения КАЗАКАМ, не могли воспользоваться сим и помещичьи крестьяне, и наипаче беглые разного рода люди, а потому должное в сем-случае наблюдение по всей строгости остается на собственной ответственности Войсковой Канцелярии и особенно поручено быть должно главному тамошнему края начальству». На два года раньше, в томе XXIX. ст. №2225 приказывается следить, чтобы «переселившимся на землю Черноморского Войска казенным крестьянам назначать удобные земли и далее, пяти лет ни под каким видом не оставаться на земле Черноморского Войска». В 1820 г. статья № 28241 тома 37-го напоминает высочайше утвержденные правила для переселения Малороссийских Казаков и в пункте «Б» подчеркивает: «Переселение совершать добровольно и единственно из сословия Казаков». Такие законодательные постановления устраняли всякую возможность для Русских и Украинцев переселяться в станицы на поло­жении равном с Казаками. Правительству нужны были такие люди, которые уже «вели некогда подобный образ жизни», и каковых бо­гатый запас сохранялся в бывших служилых Казаках с московских окраин или в покоренных недавно Запорожских Черкасах, Днепровских Казаках. Судя по актах Переяславского договора, в 1654 г. чистокровных Казаков на Днепре было не меньше, чем 300-350 тыс. душ обоего пола. Ко времени переселения их на Кавказ, число их за полтора века должно было еще вырости. Не мало безработных станиц обреталось к началу XIX в. и по городам бывших окраин В. княжества Московского. Они не ушли на Дон в свое время и оставались на местах, довольствуясь положением городовых служилых людей. Когда империя расширилась во все стороны, они оказались глубоко в тылу, а в полевых войсках их место заняли стрельцы, копейщики, рейтары, гусары, драгуны, более удобные для правительства. По актам XVIII в. известны уже одни городовые Казаки, которых тоже начали зачислять в регулярные полки «нового строя». Многие из них и раньше оказались вне городовых станичных общин. Это были земледельцы, перешедшие на положение однодворцев, Казаков беломестных, Казаков помещиков. Последних числилось до 15 % всех служилых Казаков (А. В. Чернов. Вооруженные силы Русского государства в XV—XVII вв.. И из актов видно, что сами московские власти, особенно после Смуты, постоянно старались сохранить племенную чистоту казачьих общин: «на убылое место опричь казачьего роду иных людей ста­вить не ведено» (Акты Московского государства, т. II, 15, 55). Нет причин, по которым русское правительство руководилось бы иными правилами при основании линейских станиц на Сев. Кавказе. И если после I860 г. за Кубанью появляются станицы с названиями Ярославская. Тульская, Костромская, Нижегородская, Пензенская, Саратовская и т. п., то это значит только, что они переселялись на Кубань часто с прежними названиями. Ведь «размещенные по городам Казаки получали название того города, где были поселены» (А. В. Чернов. Вооруженные силы...). То же самое видим в Сичи, где курени-землячества назывались попополнявших их бойцами, а в дальнейшем эти названия вместе с Черноморцами тоже пришли на Кубань. Конечно, могло случиться, что некоторые станицы получили свое имя по указанию русского военного начальника. Но это совсем не значит, что население какой либо Курской, Тульской, Полтавской или Корсунской станицы составилось из Русских и Украинцев, обратившихся в Казаков. Приток приписных Казаков, если он, вообще, был, составлял только незначительный процент общего населения станиц. По официальным данным, от 1860 года до 1892 в станицы вселено (без указания, в качестве ли воинов или иногородних земледельцев): отставных солдат - 1014 семей, государственных крестьян - 1338 семей, разных сословий - 939 семей или в среднем около 12-13 тыс. душ обоего пола (Л. Я. Апостолов. Краткий исторический очерк Кубанской области). Если их всех сделали Казаками, то при населении в 900 тыс. душ (там же, по данным 1890 г.) они составили бы не больше полутора процента К. Казаков. Такой инородный прирост не угрожает нарушением этнической чистоты никакому народу. Но нельзя упускать из виду, что одновременно со станицами за их спиной возникли земледельческие поселения государственных крестьян. Между 1809 и 1825 гг. на Кубань переселено 89.616 душ Днепровских Казаков обоего пола. Они основали станицы: Новощербиновскую, Новокорсунскую, Новодеревянковскую, Новонижестеблиевскую, Новоджерелиевскую, Новомышастовскую, Новоминскую, Ново-титаровскую, Новолеушковскую, Нововеличковскую, Таманскую, Павловскую, Елизаветинскую, Марьинскую, Петровскую, Ахтанизовскую и Темрюкскую. В гг. 1825-26 на Верхние Кубань и Куму переведен из под Ставрополя Хоперский каз. полк, основавший станицы: Невинномысскую, Беломечетскую, Суворовскую, Бекешевскую и Баталпашинскую (см. ХОПЕРСКИЙ ПОЛК). В 1848 г. с Днепра снова переселено 14.317 душ Казаков об. пола в станицы Должанскую, Камышеватскую и в г. Ейск. Тогда же больше 25 тысяч Полтавских и Черниговских Казаков вселено в линейские станицы, что повело к смешению - в них казачьих диалектов донского и черноморского. 1860 г. все К. К., т. е. Войско Черноморское и станицы шести бригад Кавказского Линейного каз. Войска соединены в одно военно-административное общество - Кубанское Казачье Войско. Рескриптом от 24 июля 1861 г. император Александр I предоставил в пользование Войску закубанские склоны Кавказского хребта, откуда должны были выселиться местные Горцы. После этого в Закубанье образовалась 96 новых станиц. «Из новых поселенцев этих станиц были сформированы 7 конных полков и один (Шапсугский) батальон. Но потом произошло изменение: «в 1896 г. было изъято из состава Кубанской области Черноморское побережье. Казакам, поселившимся здесь, было предложено или перейти на крестьянское положение, или - при несогласии на это - вы­селиться в пределы Кубанской области», а «12 организованных там станиц были обращены в села, Шапсугский батальон был расфор­мирован» (Д. Е. Скобцов. Три года революции и гражданской войны на Кубани). До полного завоевания Кавказа К. К. выполняли по очереди кордонную службу, хотя посылали свои полки и на иные фронты русских внешних воен. В отношении административного управления край постепенно приравнивался к обычным губерниям и стал называться Кубанской областью. Областью управляли Наказные атаманы по назначению и с правами генерал-губернаторов. За одним исключением, все они, были не казачьего происхождения. Казакам разрешалось сохранять, привычные для них, особенности быта, во­енной службы и местного самоуправления. После того, как кавказские границы отодвинулись далеко на юг, К. К. должны были принять на себя новый обременительный род службы. Их полки включены в Русскую армию в качестве иррегулярных частей и стали появляться на всех фронтах наступательных и оборонительных войн России. 1-го августа 1870 г. утверждено «Положение о воинской повинности и содержании строевых частей Кубанского и Терского казачьих Войск». Упразднено прежнее линейское территориальное управление полками и бригадами. Станицы К. Казаков распределены по отделам Баталпашинскому, Ейскому, Екатеринодарскому, Закубанскому, Кавказскому, Майкопскому и Таманскому. Они высылали свою молодежь на долгую полковую службу с собственным конем, седлом, одеждой я оружием. Таким образом семья не только теряла наиболее ценных работников, но должна была уделить из своего достояния крупную сумму денег на снаряжение служивых. Несмотря на это, трудолюбивые семьи, умело использовали природные богатства края и станицы скоро зацвели хозяйственными и культурными достижениями. Закладывая новые поселения, Казаки в первую очередь строили храмы и школы. К началу нашего века сельское хозяйство Кубанской области заняло одно из первых мест в России по числу живого и мертвого инвентаря, лошадей, скота, земледельческих машин и орудий, по вывозу на экспорт зерновых продуктов. Крупную роль в хозяйственном развитии станиц приобрела кооперация. 306 станичных потребительских обществ объединялись частью в Кубанском Кооперативном банке, с годовым оборотом в 30 миллионов рублей, а частично в Южно-Кубанском кредитном и сберегательном кооперативе. Станицы и хутора образовали три акционерных общества, построивших жел. дор. ветки: Армавир-Туапсинскую, Кубано-Чер-номорскую и Ейскую. Ста­ничные школы ликвидировали безграмотность почти целиком. 150 средне-учебных заведений, гимназий, реальных училищ, технических школ, выпускали в жизнь культурных деятелей, а сотня профессиональных низших школ подготавливала кадры хорошо обученных специалистов. Весь этот культурный рост опирался почти исключительно на собственные силы К. Казаков, создававшую местную казачью интеллигенцию. Русские же власти прилагали усилия к укреплению психологических связей с империей, к национальной унификации с русским народом. Этим целям должно было служить воспитание и образование казачьей молодежи за границами Кубанской области в общерусских высших и военных школах. Напр., будущие офицеры не имели на Кубани своих подготовительных учебных заведений и должны были проходить курс кадетских корпусов и военных училищ вне казачьей среды, где они теряли сознание казачьей обо­собленности и исключительности. То же самое происходило с большинством Казаков окончившие русские высшие школы: они разъезжались во все концы империи и насыщались привязанностями к чужой культурной жизни. Офицеры же, возвратившись в свои полки из русских военных училищ, часто приносили в них, чуждый К. Казакам, дух «регулярщины», палочной, а иногда и «скулодробительской», дисциплины. Терялась духовная связь между рядовыми и их начальниками, нарождалась взаимная отчужден­ность и даже враждебность. В станицах тоже создавалось два противоположных духовных течения: народное и командирско-дворянское. Народ жил преданиями седой старины, горькими воспоминаниями о разрушенной Сичи, о насильственных переселениях в «погибельные» места, о неисчислимых потерях в борьбе за чужие интересы, о тяготах поголовной и долгой военной службы; командиры же горели огнем преданности русскому престолу, Русской империи, с пренебрежением относились к дедовским обычаям народоправства, наружно, а может быть и внутренне, были готовы на всякие жертвы не только за ордена и материальные блага, но и за самую идею великодержав­ной России. Нарождались вожди и вождики, сыгравшие грустную роль в эпоху борьбы за Казачью Идею после революции. Не проходила бесследно и усердная работа по расказачиванию при помощи русских педагогов и русского духовенства. В их распоряжении был авторитет знания и Церкви, готовые материалы по русской истории, этнографии и политической мысли, дружно работавших для создания в казачьих душах чувства вины и перед русским народом и перед династией. Разгромы и руины пережитые Днепровскими и Донскими Казаками оправдывались «неистовым» строем казачьих республик, которые в глазах широких масс должны были стать какими то артелями, бандами объединенными страстью к безделью и грабежу, какими то «гулящими людьми», «выходцами из разных сословий», и вообще «сбродом», которому на роду написано расширять и охранять русские границы. Надо было отслужить воображаемые вины предков, не щадя ни крови, ни жизни, только по долгу перед империей и принимать каждую кроху, падающую из рук царя, с благоговением, и благодарностью, как особую милость. Такими веяниями, действительно, проникалась часть казачьей интеллигенции, воспитанной на стороне в русских военных и гра­жданских школах. В народе же оставался нетронутым дух Запорожья и Великого Войска Донского. Народ оставался при своих преданиях, ничего горького не забывал и потому оказался восприимчивым ко всякого рода революционным идеям, проникавшим к нему через русских и украинских пропагандистов. Получалось так, что Казаки пели: «Катарина, вражья маты, шо ж ты наробыла», а командиры с благоговением чтили «жалованную грамоту» той же Катарины, императрицы Екатерины II, отобравшей от Казаков их волю и богатые земли Новороссии, а наградившую их за покорность, верную службу и пролитую кровь в два-три раза меньшей площадью малярийного Приазовья. Считали это высочайшей милостью, хотя пришлось расстаться с правом выбора атаманов, принять в начальники иногородних генералов и подчиниться управлению, о котором в той же грамоте сказано: «Желаем мы, чтобы земское управление сего Войска для лучшего порядка и благоустройства соображаемо было с изданными от нас учреждениями о управлении губернией». В смысле военной администрация Кубанская область подчинялась всем общим распоряжениям правительства касательно казачьей военной службы и управления казачьими войсками (см. КАЗАКИ и ДОНСКИЕ КАЗАКИ). Станицы должны были выставлять полки и пластунские батальоны, которые включались в состав Русской армии и высылались на стоянки и фронты отдаленные от Кубани. В мирной обстановке Екатеринодарский отдел выставлял 1-й Екатеринодарский конный полк и 1-й пластунский батальон; Баталпашинский отдел - 1-й Хоперский конный полк и часть 6-го пластунского батальона; Ейский отдел - 1-й Запорожский, 1-й Уманский конные полки и 5-й пластунский батальон; Кавказский отдел - 1-й Кавказский, 1-й Черноморский конные полки и 4-пластунский батальон; Лабинский (б. Закубанский) отдел - 1-й Лабинский, 1-й Кубанский конные полки и другую часть 6-го пластун­ского батальона; Таманский отдел - 1-й Таманский, 1-й Полтавский конные полки и 3-й пласгунский батальон. Из всех отделов вместе комплектовались: Кубанский гвардейский дивизион со стоянкой в Варшаве, две сотни собственного конвоя государя и 5 конных батарей. В мирное время 1-й Линейный полк, стоял в г. Каменец Подольский, 1-й Екатеринодарский полк - в г. Екатеринодаре, а почти все остальные части К. Казаков располагались в Закавказьи или на персидских границах в Средней Азии. По усиленной мобилизации число полков и батальонов утраивалось. Во время Первой Мировой войны К. К. дали максимум мобилизационного напряжения, выставив: 4 гв. сотни, 37 конных полков, 22 пластунских батальона, 38 отдельных сотен, 9 конных батарей и 11 запасных сотен. Первые дни революции 1917 г. мало нарушили старый распорядок жизни станиц. Появились только надежды на облегчение тягот военнной службы, на возрождение древних представительных учреждений и на справедливое разрешение земельного вопроса. Юрты станиц черноморских и старолинейских были богаты тучными черноземами, а закубанцы вели хозяйства на малых и по большей части гористых земельных наделах. Все мужчины, кроме пожилых людей и инвалидов, находились в полках и батальонах на фронтах Мировой войны, но на Раду (Народное Собрание), созванную в Екатеринодаре, съехались не одни представители станиц, а и делегаты войсковых частей. Им следовало разрешить ряд назревших вопросов, из которых главными были: создание нового политического строя Кубани, примирение интересов коренных иногородних с интересами казачьими и распределение земельных фондов. По первому вопросу Собрание постановило возродить старинное народоправство, избрать краевое правительство с атаманом во главе, предоставив Законодательной и Краевой Радам установить форму взаимоотношений с Россией. Труднее было создать уcловия для совместной конструктивной работы с иногородними. Эти последние подчинялись партийным директивам русских и украинских единоплеменников и считаться с казачьими правами, с казачьими политическими установками не желали. Вызвал много разногласий и земельный вопрос, хотя решение ограничить часное землевладение до минимума и создать фонд для наделения малоземельных было принято единодушно. Все спорные вопросы можно было теперь разрешить на парламентарном форуме, без чужого вмешательства. Но тыловые руководители политической мысли и военные начальники стояли за войну до окончательной победы над Германией, а рядовые массы были уже достаточно утомлены ее тяготами. В народе пользовалась симпатиями партия провозглашавшая мир. Когда начался развал фронта К. К., возвращаясь домой, прислушивались и к другим заманчивым лозунгам большевиков. Настораживала только их полная неожиданность. В то же время обрусевший класс командиров, отсталый политически и застывший на принципах средневекового абсолютизма, в противовес большевицкой пропаганде не сумел поставить ни одной свежей, доходящей до казачьего сердца идеи. Не достаточно прогрессивным оказался и, избранный Радой, Кубанский атаман полковник-юрист А. П. Филимонов. Политическую слабость командиров и их единомышленников из старого поколения замечали и фронтовики, во мнении которых пореволюционные мероприятия казачьего тыла и программа действий, оглашенная атаманом Калединым в августе 1917 г. на Московском Совещаний, совсем не отвечали требованиям дня, понятиям о демократии и желаниям рядовых казачьих масс. Они хотели более радикальных перемен. После октябрьского переворота фронтовики не считали нужным начать немедленное сопротивление новым русским порядкам. Ущемления казачьих прав не ожидали, хотели отдохнуть от фронтовых тягот и лучше узнать, во что выльются на практике простые, заманчивые и всем понятные лозунги большевиков. Призывы атамана и правительства бороться с ними, настояния старшего поколения, у молодежи отклика вначале не нашли. Избавившись от одной войны, ввязываться в новую - желания не было. Но изо дня в день наростало и раздражение от поведения своих и пришлых большевиков. Рождалось опасение, что вместо обещанных гражданских прав, свободы и всяческих благ, советское будущее сулит К. Казакам власть проходимцев, нарушение привычного общественного быта и полный хозяйственный хаос. Однако появление на Кубани армии генерала Корнилова было встречено с радостью только отрядом правителъства и партизанами. Объединившись, все они получили возможность перейти на территорию, поголовно восставшего Дона. На Дон же, в конце мая 1918 г., стали подходить кубанские подкрепления из станиц соседних Ейского и Кавказского отделов. На соединение с отрядом Кубанского правительства пришли партизаны Ковгана, члена Рады, а также отряд сотника Павличенко. Начали активные выступления и подгорные районы, Бекешевская и другие станицы Баталпашинского отдела, с полковником А. Г. Шкуро. При помощи Немцев освободилась Тамань. 10-го июня Добрармия и Кубанское правительство со своими полками вышли во Второй Кубанский поход. Тут стали к ним присоединяться б. фронтовики, встреченных по пути станиц. Красные потеряли доверие, не приобрели его полностью и белые. «Странными и тяжелыми были взаимоотношения Кубанцев и добровольцев, - пишет член Кубанского правительства того времени. - Бок о бок дрались, умирали, радовались общим успехам, а дойдет дело до разговоров о смысле борьбы и ее целях - вырастает стена между двумя сторонами, нет взаимного понимания, отношения неприязни и сарказма» (Д. Е. Скобцов. Три года революции и гражданской войны на Кубани). Ген. Деникин начал утверждение своей власти на Кубани мерами устрашения, внедрением в сознание К. Казакам чувства виновности в том, что они не взялись за оружие по первому призыву, и в некоторых случаях по мобилизации без сопротивления становилась в ряды красных. Порка, виселицы, расстрелы, выдвижение на первые места вождей и вождиков, Казаков воспитанных русскими школами, тех офицеров и интеллигентов, для которых интересы родного народа выглядели провинциальными частностями, местными, шкурными и меркли перед угасающим блеском империи. Выставив 110 тыс. штыков и шашек, два года К. К. проявляли на фронтах борьбы с большевиками нечеловеческие усилия, самоотверженность и непревзойденный героизм. Два года их Народное Собрание - Рада должно было отстаивать свое право. распоряжаться судьбами края, отстаивать право на отдельную Кубанскую армию и противодействовать бесталанной политике деникинского правительства. При этом народным представителям приходилось, в первую очереди, преодолевать сопротивление своих непререкаемых военных командиров, без которых был бы бессильным и сам Деникин. К. К. вели борьбу за независимое политическое мышление, за Казачью Идею свободы и независимости, за казачье объединение, но их атаман и командиры делали ставку не на народную мудрость, как бы полагалось, а на воображаемый политический гений русских генералов. Они стремились навязать Казакам свои российские привязанности в том виде, какой по душе был им самим, они не считались с представительными учреждениями, они вместе с Деникиным заставляли К. Казаков проливать кровь за чуждые им русские классовые интересы, они одобрили убийство деникинскими агентами председателя Кубанского правительства Н. С. Рябовола, они стояли преградой между К. Казаками и всеми их доброжелателями, они не остановились перед арестами и высылкой за границу членов Рады и собственными руками казнили честнейшего из них, священника А. Кулабухова. Задачи, поставленные ими К. Казакам, оказались нереальными, непосильными и невыполнимыми. Весной 1920 г., под ударами русских красных сил пал формально независимый Кубанский Край с его Конституцией, представительными учреждениями, атаманом и правительством. На Кубани началось советское рабство и уничтожение К. Казаков.