ХМЕЛЬНИЦКИЙ Богдан

Зиновий — род. в 1593 г.; Днепровский Казак, гетман Войска Запорожского и обеих сторон Днепра. Происходил из казачьего рода, получившего от польско - литовского короля шляхетское достоинство. Польский историк К. Шейхона говорит, что X. имел право печататься значительным в ге­ральдике гербом "Абданк". Имеются также указания, что его недалекие предки перекочевали из Крымской орды к границам Вел. кн. Литовского, будучи магометанами. Иначе говоря, его род принадлежал к тем Ордынским Казакам, которые, состоя при ханах, стали исповедывать их веру, а уйдя от них, хотя и возвратились формально в христианство, тайно оставались адептами Магомета. Вместе с тем X. был наделен двумя именами "Богдан Зиновий — и этот факт наводит на мысль, что он в детстве, действительно, не принадлежал к Православной Церкви, т. к. у православных обряда конфирмадии не существует и обычая давать детям второе имя нет. По всем вероятиям, он был во младенчестве крещён в церкви католической или униатской. В юные годы X. обучался в католических школах, стал по тому времени человеком образованным, говорил по латыни, как многие польские шляхтичи, знал также польский и турецкий языки. Ему очень рано поручалось командование крупными походными отрядами. Так весной 1620 г. он стоял во главе морского похода, вел де­сять тысяч Казаков и потопил с ними 12 турецких военных кораблей. Но в ноябре того же года, при разгроме польской армии под Цецорой в Молдавии X. попал в плен к Туркам. Тогда же был убит его отец, сотник реестровых Казаков, занимавший одновременно почётную и ответственную должность чигиринского подстаросты. По польским данным, именно благодаря знакомству с основами магометанской религии будущий гетман пользовался в плену относительной свободой и до выкупа за два года успел приобрести дружбу некоторых лиц из турецко-татарской знати. Возвратившись, наконец, из плена, X. был выбран на должность Войскового писаря Гетманщины, но и тут он не раз командовал крупными силами. Он был известен и при королевском дворе, как храбрый воин и мудрый муж совета. Особым доверием он пользовался у королевича Владислава, с которым совершил не мало походов на Москву. От 1631 года, по смерти отца Сигизмунда Третьего, Сейм провозгласил королем Владислава, и этот момент использовали его старые боевые сподвижники. X. состоял в делегации на коронационные торжества. Казаки обратили внимание нового короля на беззакония, которые совершаются по попустительству магнатов их приспешниками в областях казачьего Поднепровья. Через пять лег X. снопа состоял в старшинской делегации, прибывшей в Варшаву поздравить короля с тезоиме­нитством и возобновить жалобы на притеснения. Король выслушал их сочувственно и издал универсал, подтверждающий казачьи права, а "при отпуске, одаривши каждого, изустно им объявил, что ныне по сей привилегии, по-прежнему можете себе Хетмана поставить, и при своих правах и вольностях крепко стоять, не отдавая себя оным панам в попрание, защищаясь оным и прежними правами. А естьли паны польские или дозорцы тех привилегиев не послушают, то имеете мушкеты и при боку сабли: оными можете защищать, от Поляк повреждаемые права и вольности" (Ригельман). Такие слухи ходили и но шляхетским диорам. Шли разговоры, что Король приближает к себе Казаков с тем, чтобы при их помощи принизить значение самой "шляхетской нации". Когда Владислав IV запроектировал поход на Турок и Татар, стал увеличивать число наемных полков, а X. выдвинул кандидатом на пост казачьего гетмана, заговорили, что у короля совсем другие цели, что он опираясь на эти кадры думает ограничить "зо­лотые вольности" шляхты. Магнаты запротестовали и поход на Турцию остался без выполнения. Казаки же думали, что король и сам много страдает от магнатских своеволий, что он считает казачьи жалобы заслуживающими внимания, но помочь ничем не может, так как должен поневоле соглашаться с желаниями той самой шляхты, которая чинит Казакам несправедливости, не ценит казачьих заслуг перед государством и не признает равными себе даже тех Казаков, которых высоко оценил король. Наоборот, именно эти вызывали самую большую неприязнь магнатов, особенно, если не умели склонять перед ними непокорные головы. Между тем, X. не сидел без дела. Как владелец земель при отцовском хуторе Субботове, он основал на них слободу заселив ее Украинцами, вывезенными с запада; как военный, отозвался на призыв французского принца Конде; на помощь ему в борьбе с Испанией навербовал 2.500 Казаков наёмного войска и в 1645 г. не­которое время пребывал с ним во Франции. Его незаурядная и деятельная натура постоянно находила применение своим силам. Его современник Пьер Шевалье, наезжавший из Франции в Польшу и опубли­ковавший много сведений р Казаках, говорит, что X. считался одним из наиболее влиятельных представителей Войсковой старшины, бывал представителем Казаков на Посольских Сеймах и назначался от правительства генеральным комиссаром по казачьим делам. Но обличенный доверием "товариства" и ценимый королем Казак, он во мнении польской украинской администрации, и в том числе и в глазах местного удельного владыки Ал. Конецпольского оставался участником подозрительных проектов короля, бунтовщиком и вожаком казачьей "черни", ежечасно готовой вы­ступить против власти новых хозяев "Пустыни Наднепрянской". Ему часто приходилось переносить несправедливости и унижения от местной власти, но X. оставался верным подданным Владислава и хотел одного: "только бы он и Казаки оставались свободными и жили при вольностях своих, которые им от королей, предков его, дозволены" (Ригельман). Пришел, однако момент, когда личные обиды взяли верх над его доброй волей и лояльностью по отношению к королю и государству. Пришли оскорбления и насилия, которые невозможно уже было вынести. В его отсутствие подстароста Чаплинский напал со своими людьми на мирный Субботов, разграбил его, а основанную там слободу отобрал в пользу владений староства. Жалобы на это самоуправство Конецпольский принял холодно и ответил: "Казаку не полагается заселять слободы". Не нашел X. справедливости и у короля. Тот ответил, что сенаторы ни в чём не покорим его воле. Возвратившись из Варшавы и Чигирин, X. как то воскликнул с возмущением: "Еще казачья матка жива! Чаплинский не все забрал, шашка моя в моих руках". Узнав об этом смелом вызове, Конецпольский приказал арестовать Хмельницкого, Чаплинский же не довольствуясь этим, насильно опозорил и убил его жену, а одного из сыновей приказал своим гайдукам избить на рынке до полушерти. Подобных злодеяний не смог бы перенести и самый верный подданный. Чаша переполнилась. Не ожидая возмездия Чаплинскому и Конецпольскому в нормальном судебном порядке, X. порешил, что настало время искоренить насилия при помощи казачьего оружия. Освободившись из тюрьмы, X. 7 декабря 1647 г. ушел на Низ, к Сичевикам, а оттуда отправился в Крым, искать •поддержки своим замыслам. Там он нашел полное сочувствие. Хан обещал ему помочь в войне с Речью Посполитой чтобы изгнать Поляков, с тек земель, от которых Крым еще до сего времени не отказался. За эти земли и возникла Казачье-польская война, во главе которой на протяжении шести лет стоял X. Начавши ее, после основательной подготовки, в апреле 1648 г., Казаки вели ее много лет с переменными успехами и с временными перерывами. Под знаменами Х-цкого кроме Казаков, коренных жителей края, часто собирались десятки тысяч переселенных сюда, помещичьих крестьян. Казаки и их атаманы становились начальниками я руководителями восстающих Украинцев. Они вооружали их, вели в бой, но не всегда могли направить их действия в русло казачьих военных традиций. Поэтому война стала непомерно кровавой и жестокой. Будучи прославленным воином, X. оказался таким же прекрасным организатором и мудрым политиком. Его первоначальное выступление было вызвано личными обидами, но он понимал, что ему придется руководить борьбой за восстановление попранных прав казачьего населения края, стать мстителем и за национальные обиды всех Днепровских Казаков. О целях своего выступления он ясно сказал польским послам в Переяславе 20 февраля 1649 г. Приняв королевскую грамоту, обещавшую ему полное прощение всех вин, увеличение реестра, возрождение всех старых прав и вольностей запорожских, при его же главенстве над Гетманщиной, свободу для исповедания православной веры и т, п., X. выразил свою благодарность королю, но тут же заявил, что сам он ничего не может окончательно постановить, "потому что войско не в сборе, пол­ковники и старшины далеко. Без них же, — сказал он, — я ничего не смею делать. Это бы угрожало моей жизни. А к тому же я не получил справедливого удовлетворения за действия Чаплинского и Вишневецкого. Первого мне должны выдать, а второго наказать, потому что кровь льется, и весь этот хаос происходит только по их вине. Виноват в этом и пан Краковский (Н. Потоцкий), т. к. меня преследовал и мне пришлось спасаться в днепровских ущельях. Да только этот уже получил то, чего искал. Виноват, и хорунжий (А. Конецпольский) т. к. отобрал От меня отцовщину, а земли Украины раздавал подлым захватчикам, которые заслуженных для Речи Посполитой героев, обращали в своих холопов, обдирали их, бороды им вырывали, в плуги запрягали. Но только он не так виноват, как те первые два и ничего со всего этого не будет, пока одного из них не обвинят, а другого сюда не пришлют. Иначе, или мне с Войском Запорожским придется пропасть или земле ляшской сгинуть, со всеми сенаторами, дуками, кроликами и шляхтой". Под руководством Х-цкого сборная армия из Казаков, Татар и Украинцев нанесла полякам решительные поражения на Желтых Водах, под Корсунем и Пилявцами. Грозило им то же и под Зборовом, когда король, спасаясь от плена, должен был согласиться на особый договор с Казакамц и Татарами (см. Зборовский договор); По этому поводу проф. В. О. Ключевский говорит: "Успехи Богдана превзошли его помышления: он вовсе не думал разрывать с Речью Посполитой, хотел только припугнуть зазнавшихся панов, а тут после трех побед почти вся Малороссия очутилась в его руках". Всё же точное выполнение статей Зборовского договора могло бы угасить взаимное озлобление и привести к миру, Казаки и Татары были бы удовлетворены. Но Поляки считали его вынужденным, а украинских крестьян он не касался совершенно. Их местные бунты не прекращались, умиротворение края не приходило. Не сдавался и X., хотя понимал, что его разношерстная армия не справится с силами объединенного Польско-Литовского королевства, не склонявшего оружия и перед более мощным противником. А бескорыстной помощи ожидать было не от кого. Потенциальные союзники, Турция и Крым, соблюдали только свои интересы, требовали подчинения воле султана, а разделять горькую участь его подданных-христиан Казаки не желали. С другой стороны и сожительство с Поляками, после всех ужасов взаимного истребления, представлялось Казакам тоже немыслимым. Они стали склоняться к мысли, что лучше всего искать покровительства в Москве, у царя единоверной страны. X. знал о таких настроениях. Сознавая неизбежность дальнейшей войны, он намекнул царскому послу, что в случае неудачи хотел бы отдать край под покровительство московского государя. В Москве эту мысль приняли сочувственно, царь поддерживал с гетманом неизменно благожелательные отношения и на словах выказывал Казакам свое расположение. Но с помощью он не спешил, а года через два, когда Казаков постиг ряд неудач, из Москвы пришло предложение гетману со всем поиском переселиться на просторные и изобильные земли по рекам Донцу, Медведице и другим угожим местам. Мало этого, в феврале 1651 г. Земский Собор высказал го­товность принять гетмана со всем Войском Запорожским "под государеву высокую руку" . Эти предложения X. принимал с дипломатическим тактом, восторженно выражал свою благодарность, с окончательным же ответом долго медлил. Земля Запорожских Казаков фактически уже отделилась от Речи Посполитой, Гением гетмана X. она обратилась в своего рода независимое княжество, причем сам X. стал его бессменным правителем. Соседи не отказывали ему в формальном признании, вели с ним непосредственные дипломатические сношения, а молдавский господарь породнился с ним, отдав свою дочь замуж за его сына. Но удерживать создавшееся положение с каждым годом становилось труднее. Истощались силы, терялась надежда на успешный исход борьбы, нависала угроза поражения и полного порабощения. Изменчивый союзник, крымский хан, в конце концов заключил с Польшей сепаратный мир, на украинские полки надежда была слабая, утомленные Казаки, потеряв веру в успех, во множестве уходили на Запорожский Низ, Донец и дон. После поражения под Берестечком, пришлось согласиться на условия предложенные Поляками и, подписав их в Белой Церкви 18 сентября 1651 г., отказаться от многих преимуществ Зборовского договора. После этого X. еще два года вёл переговоры с Москвой, стараясь подготовить достойную почву для передачи московскому царю суверенных прав своего края. Только н середине 1653 г., под давлением рядовых казачьих масс и старшинского окружения, X. начал предварительные переговоры. В Москве уже давно ожидали этого момента, но гетман и тут не спешил. До 6-го сентября 1653 г. царские грамоты адресовались ему со старым титулом: "Божьей милостью короля польского и вел. князя Литовского гетману Войска Запорожского". Собирать же войска в помощь Казакам Москва стала только после того, как до неё дошли сведения, что ради мира Речь Посполитая готова пойти на уступки Казакам, а турецкий султан раз за разом присылает послов к гетману с предложением покровительства и военной помощи. 1-го октября 1653 г. в Москве на Земском Соборе снова был поставлен вопрос о присоединении Земли Запорожских Черкасов и решено, "чтоб великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович всея Русии изволил того гетмана-Богдана Хмельницкого и всё Войско Запорожское с городами и землями принять под свою государскую высокую руку". Ответа Казаков ожидали еще три месяца, во время которых X. обсуждал вопрос со Старшинским Советом и передал окончательное его решение на рассмотрение Черной или Всенародной Казачьей Рады, собранной в Переяславе. 8-го января 1654 г. судьба "Земли Запорожских Казаков от Чигорина до Конотона" была решена. Черная Рада постановила идти "под царя восточного, православного". Через три недели после этого Ф. С. Куракин и Ф. Ф. Волконтский, воеводы русских войск, приготовленных к походу, получили приказ двигаться на Гетманщину вместе с уведомлением о том, что царь Алексей Михайлович на "прошение и моление" гетмана , полковников и всяких чинов людей, "чтоб великому государю его царскому величеству ево, гетмана, и полковников, и всего Запорожского Войска Черкас пожаловать, велел всем им со всеми черкасскими городами и с уезды быти под ево царского величества высокою рукою навеки неподвижно". Казаки получили военную помощь в борьбе с Поляками, а X. повел запоздалые переговоры об окончательных условиях подчинения московскому государю. До этого времени имелись только заверения посла В. В. Бутурлина "словом его царского величества", что Алексей Михайлович не только подтвердит "от века данные" казачьи права и при вольностях стародавних сохранит, "но и паче еще особные свои всякого чипу людем показовати имеет милости". В Москву приехали казачьи послы Самойло Богданович и Павел Тетеря, которые привезли оттуда "Статьи", утвержденные царем и Боярской Думой 21 марта 1654 г. Эти "статьи" не предусматривали значительного числа частных вопросов, и потому в дальнейшем совместная жизнь с Московитами изобиловала различными недоразумениями. Казакам и их гетману многое было не по душе, но жребий был брошей, другого выхода не представлялось. X. оставался у власти еще около трех лет. 27 июля 1667 года он скончался от физического недуга. По другим сведениям — погиб в бою с Поляками.